Юлия Валериановна Жадовская «Милосердный самарянин»
Жадовская Юлия Валериановна (1824-1883)
- Покрытый ранами, поверженный во прах,
Лежал я при пути в томленье и слезах
И думал про себя в тоске невыразимой:
«О, где моя родня? Где близкий? Где любимый?»
И много мимо шло… Но что ж? Никто из них
Не думал облегчить тяжелых ран моих.
Иной бы и желал, да вдаль его манила
Житейской суеты губительная сила, –
Иных пугал вид ран и мой тяжелый стон.
Уж мной овладевал холодный смерти сон,
Уж на устах моих стенанья замирали,
В тускнеющих очах уж слезы застывали…
Но вот пришел один, склонился надо мной
И слезы мне отер спасительной рукой;
Он был неведом мне, но полн святой любовью –
Текущею из ран не погнушался кровью;
Он взял меня с собой и помогал мне сам,
И лил на раны мне целительный бальзам, –
И голос мне сказал в душе неотразимый:
«Вот кто родня тебе, кто близкий, кто любимый!»
Описание
Юлия Жадовская всю свою сознательную жизнь была глубоко верующей православной христианкой. Об этом свидетельствуют её безупречная жизнь, творчество и отзывы современников о светлой и чистой христианской душе этой женщины. Юлию Жадовскую вдохновляли библейские сюжеты, она сочиняла молитвы в стихотворной форме. Известная и особенно любимая монастырскими хорами Русской Православной Церкви Молитва к Божией Матери: (Мира заступница, Матерь всепетая! Я пред Тобою с мольбой: Бедную грешницу, мраком одетую, Ты благодатью прикрой!..) принадлежит её перу.
Притча, некогда рассказанная Господом, «О милосердном самарянине» – одна из самых известных притч Христовых. В ней начертаны основы христианской этики.
Ещё в Ветхом Завете была дана заповедь «люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев.19:18). Святитель Феофан Затворник, рассуждая о любви человека к самому себе, говорит, что человек любит себя безгранично. Потом задаётся вопросом. Как же тогда выполнить заповедь о любви к ближнему? И отвечает на него, что только тогда сможешь исполнить заповедь, когда сам сдвинешься, уступишь место и допустишь в центр, где стоял, своего ближнего и станешь служить ему.
Эта притча оказалась созвучной с личной драмой жизни Юлии Жадовской – родилась калекой, росла без матери и материнской любви, полюбила сама, была любима, но любовь запретили и отняли. Какие тяжёлые душевные травмы! Поэтому и неудивительно, что Господня притча вдохновила поэтессу на написание одноименного стихотворения «Милосердный самарянин». По своему обычаю Юлия Жадовская пишет от первого лица. Она отождествляет себя с несчастным, пострадавшим от рук разбойников:
- Покрытый ранами, поверженный во прах,
- Лежал я при пути в томленье и слезах
- И думал про себя в тоске невыразимой;
- «О, где моя родня? Где близкий? Где любимый?»
- Ведь и её душа изранена, а сердце разбито.
В притче поднимается вопрос: «Кто мой ближний?» Ответы на него у разных людей всегда разные. Мир разделен на сообщества. На дворян и не дворян, богатых и бедных, благородных и простолюдинов, касты, сословия, классы, своих и чужих, близких и дальних. У Бога же все любимы, ибо каждый человек создан по образу и подобию Божию и «нет лицеприятия у Бога» (Рим.2:11). «…Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни не обрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол.3:11).«Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал.3:28).
Притчи Христовы подобны бриллиантам, огранённым рукою искусного ювелира. Каждый камень светится, каждая грань сверкает, переливается, искрится и играет. Святые отцы-эгзегеты, истолкователи притч смотрели каждый с разного ракурса, обращали внимание на определённую грань бриллианта, и в её описании каждый привносил что-то своё.
Так у святителя Амвросия Медиоланского в этой притче Иерусалим — это рай; Иерихон — образ мира сего, в который сходит Адам, из-за преступного преслушания изгнанный из рая; потерпевший — сам Адам и любой человек, и все человечество; разбойники — бесы, ангелы ночи и тьмы, которые иногда принимают вид ангелов света; Самарянин – Сам Христос Господь.
«Сначала они отбирают принятую нами одежду духовной благодати, а потом наносят раны. Если мы сохраним неповрежденными полученные нами одежды, то не почувствуем удары разбойников! Остерегайся же, как бы с тебя не сняли одежду! Ее лишился Адам (Ср.: «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Быт. 3:7)) , утратив защиту небесной заповеди и одежду веры, — и получил смертельную рану. В нем погиб бы весь род человеческий, если бы сошедший Самаритянин не излечил его тяжкие раны», – пишет святитель.
В восприятии притчи у Юлии Жадовской нет противоречий со святыми отцами:
- Но вот пришёл один, склонился надо мной
- И слёзы мне отёр спасительной рукой;
- Он был неведом мне, но полн святой любовью —
- Текущею из ран не погнушался кровью:
- Он взял меня с собой и помогал мне сам,
- И лил на раны мне целительный бальзам, —
- И голос мне сказал в душе неотразимый:
- «Вот кто родня тебе, кто близкий, кто любимый!»
Ближним оказался неведомый и дальний, но уподобившийся Господу, движимый любовью, способный любить и миловать.
Не каждому из нас случится встретить в жизни израненного и брошенного на произвол судьбы человека, чтобы оказать ему милость. Однако добрый самарянин, явивший собой милосердие к впавшему в разбойники научает нас не только деятельному милосердию, он учит нас молитве, которая есть одна из высших милостей. А что это отчасти так, а не иначе свидетельствуют слова из Соборного Послания апостола Иакова, в которых молитва и избавление от болезни объединены одной причинно-следственной связью: «молитесь друг за друга, чтобы исцелиться» (Иак.5:16). И пусть мы не зрим телесных язв ближних наших, нам не редко явлено сколько они получили язв от приспешников сатаны – бесов. Тогда наш долг подобно доброму самарянину оказать милость и помолиться об израненных душою.
Автор: протоиерей Виктор Черноморченко. Источник: Экзегет.ру
